Политика между профессионализмом и моралью

Речь идет о том, что зачастую профессионализм и беспристрастность при решении политических вопросов уже сами по себе могут быть признаком приверженности политика принципам справедливости. Но нельзя не учитывать и то, что беспристрастное выполнение профессиональных навыков может служить как правому, так и неправому делу, скажем, как помощи неимущим, так и организованной преступности. Когда мы затрагиваем деятельность государства в связи с теми или иными принципами, то неизменно возникает вопрос о правомерности или законности использования государственной власти для реализации таких основополагающих материй, как равенство, справедливость, свобода, защита прав человека и т. д. Поскольку принципы могут находиться в состоянии постоянного конфликта между собой, философские аргументы о политике могут оборачиваться оправданием использования принудительной власти государства для реализации политики, вытекающей из этих принципов. Конечно, не все вопросы связаны с принципами принуждения. Человек, выступающий за более либеральное общество со свободно-рыночной экономикой, требует, чтобы государство как можно реже прибегало к использованию принудительной власти. Но сам этот подход представляет собой философский аргумент в пользу незаконности использования силы.

Что касается справедливости, то о ней можно говорить, если сами цели, установки и правила реализации профессионализма являются справедливыми. Нужно учитывать и то, что справедливость, как и право, также предполагает беспристрастность, исключение личных симпатий или антипатий при ее осуществлении. Как писал О. Хёффе, «справедливость подразумевает такое строгое требование беспристрастности, которое не позволяет использовать собственные предпочтения, идеалы и ценностные представления в качестве критерия». Если этого нет, то сам принцип справедливости оказывается под угрозой. Очевидно, что в методологическом плане справедливость не противоречит правовому принципу, который всецело построен на признании непредвзятости и равного отношения ко всем людям при условии, что они не нарушают права других людей.

В сугубо юридически-правовом смысле право и закон призваны установить и обеспечить порядок, а не справедливость. Тем не менее нельзя безоговорочно принять позицию тех, кто считает, что право и закон регулируют внешнее поведение, в то время как нравственность - исключительно внутреннее поведение.

Ведь существуют тождественные по содержанию нормы права и нормы нравственности, например такие как «не убий», «не кради», «не лжесвидетельствуй» и т. д., хотя они по-разному реализуются в государственно-правовой и морально-этической сферах. Нормы права призваны прежде всего фиксировать взаимные претензии и обязанности, вытекающие из спонтанно формирующихся в гражданском обществе отношений.

Здесь особо важное значение имеет соблюдение принципа так называемого золотого правила, которое, хотя, возможно, и не вполне в осознанной форме, действовало уже в доисторические времена и в более четкой форме сформулировано мыслителями древности. Суть его выражается в следующем: «Не делай другим то, что ты не хотел бы, чтобы другие делали тебе». Со всей очевидностью золотое правило предусматривает признание каждым человеком наряду с собственными правами и интересами прав и интересов других людей. В политике при реализации данной максимы особенно важно не допустить перехлеста в какую-либо одну сторону: профессионализма в ущерб нравственности и, наоборот, нравственного начала в ущерб профессионализму или же подчинение императивов права императивам нравственности, и наоборот.

Подчинение права нравственности, предполагая юридическое определение последней, означало бы стремление к насильственному насаждению справедливости и добра и могло бы привести к всевластию государства. Об обоснованности этого тезиса со всей очевидностью свидетельствует опыт тоталитаризма, где политика всецело была подчинена идеологии, претендовавшей на принудительное осчастливление всех людей. Здесь была предпринята попытка соединить, как сказал бы Н. Бердяев, правду-истину с правдой-справедливостью, причем со своеобразно понимаемой правдой-справедливостью — распределительно-уравнительной. В результате истина оказалась принесенной в жертву соблазну, требующему отказа от истины во имя народного блага.