Место идеологии во внешней политике
Во-вторых, это была война западных демократии против фашистских и милитаристских режимов Германии, Италии и Японии, стремившихся к мировому господству. По многим причинам западные демократии нашли в лице СССР естественного союзника в борьбе с общим врагом. В идеологическом плане этот союз облегчался тем, что коммунистический интернационализм, проповедовавший равносущность пролетариев всех стран и континентов, все же был ближе к либеральному интернационализму с его лозунгами свободы и прав всех народов, независимо от их национальной, социальной и культурной принадлежности, нежели идеология нацизма с ее откровенным национал-шовинизмом и расизмом.
Во время холодной войны идеологический конфликт приобрел самодовлеющее значение. Сила, военная мощь оказались поставленными на службу распространения образа жизни, мировидения, собственной легитимности двух противоборствующих сверхдержав и его политических блоков. Она представляла собой уже масштабно идеологическую войну, в которой вопрос о территориях затрагивался постольку, поскольку речь шла об уничтожении или установлении на территории того или иного государства соответствующего режима — социалистического или капиталистического. Иными словами, холодная война была своего рода противоборством за эффективность и выживаемость между противостоящими политическими и экономическими системами.
Возможность идеологического, или системного, конфликта была заложена в самой парадигмальной инфраструктуре евро- (или западо-) центристской цивилизации. Он вытекал, в частности, из так называемого аугсбургского принципа (сформулированного еще в период Реформации в 1555 г.) cujus regio, ejus religio. Согласно этому принципу в стране господствует та вера, которой придерживается ее правитель. Из него можно было сделать вывод, что правитель или правящий режим вправе учредить в подчиненных ему странах ту вероисповедную систему, которая, по их мнению, соответствует букве и духу «истинного» учения. В XX в. место вероисповедания заняла идеология, принявшая форму демократического национализма, национал-социализма и марксистского интернационализма.
Признание сущностно (inherently), какотмечал К. Манхейм, идеологического характера всей мысли, того факта, что «мысль всех партий во все эпохи носит идеологический характер», способствовало разрушению «доверия человека к человеческой мысли вообще». Идеологизация внешней политики и созданные на ее основе стереотипы, которые после Второй мировой войны неизменно подкреплялись трудными, порой драматическими отношениями между Востоком и Западом, создавали переизбыток взаимной подозрительности, недоверия и даже враждебности, способствовали возведению «железного» или иных занавесов, стен психологического противостояния стран и народов.
В период биполярного миропорядка сами понятия «Восток» и «Запад» приобрели идеологическое измерение и, перестав быть чисто географическими, превратились в идеологе-политические образования. Именно идеологическое измерение служило одним из стержневых элементов, составлявших ось двухполюсного мира.
Именно оно в значительной мере обеспечивало тот стратегический императив, заставлявший большинство стран сгруппироваться вокруг одного из двух полюсов. По этому признаку расположенная на Дальнем Востоке Япония стала частью Запада.
Определенные коррективы в такой расклад были внесены тем, что мировое сообщество оказалось разделенным на три разных мира, отличающихся друг от друга по степени экономического развития, образу жизни, мировоззрению. Под «первым миром» имелась в виду группа развитых и примыкающих к ним стран Европы и Северной Америки, а также Япония и некоторые азиатские государства, достигшие определенных успехов в экономическом развитии. Это в основном - страны первого эшелона капиталистического развития, составившие «центр».