Феномен врага как фактор конфликтов и воин

Картине мира, разделенного на три части: монгольско-японскую империю, которая правит Востоком, отсталую в культурном отношении Российскую империю, стремящуюся к экспансии на Запад, и механическую капиталистическую Америку в качестве наследницы утилитарной Англии - Шелер противопоставлял духовно объединенную Европу под военным руководством Германии. Свое наиболее законченное, я бы сказал, абсурдное выражение этот подход, как выше указывалось, получил в период холодной войны. Характер и направленность взаимоотношений между государствами во многом обусловлены тем, как они видят и воспринимают друг друга. От этого зависят обострение или ослабление международной напряженности, успех или неуспех переговоров об ограничении гонки вооружений и предотвращении войны. Можно сказать, что не вооружения или гонка вооружений являются причиной войны, а, наоборот, настроенность на войну ведет к гонке вооружений.

Еще в 30-е годы председатель комиссии по разоружению Лиги Наций С де Мадаряга пришел к выводу о ложности самой постановки вопроса о разоружении как средства достижения взаимопонимания между народами. Это, считал Мадаряга, является миражом, поскольку оно переворачивает проблему войны с ног на голову. Обосновывая свою мысль, он писал: «Народы не доверяют друг другу не потому, что они вооружены, они вооружены потому, что не доверяют друг другу. Поэтому желать разоружения до достижения минимума общего согласия по фундаментальным проблемам так же абсурдно, как и желать, чтобы люди ходили зимой голышом».

В значительной степени гонка вооружений обусловлена политическими и идеологическими конфликтами и противоречиями, питающими недоверие и неприязнь народов друг к другу. И действительно, прав психолог и публицист С. Кин, который, развивая зафиксированное в уставе ЮНЕСКО положение о том, что войны начинаются в умах людей, писал: «Сначала мы создаем образ врага. Образ предваряет оружие. Мы убиваем других мысленно, а затем изобретаем палицу или баллистические ракеты, чтобы убить их физически. Пропаганда опережает технологию».

Архетип врага при этом имеет много ипостасей: чужака, агрессора, иноверца, варвара, захватчика, преступника, насильника. Показав несостоятельность рационалистических доводов в пользу уменьшения риска войны, Кин утверждал, что суть дела не в рационализме и технологии, а в «ожесточении наших сердец». В период холодной войны, писал он» американцы и советские люди поколение за поколением культивировали ненависть и дегуманизировали друг друга, в результате «мы, люди, стали homo hostilis, враждующим видом, животными, изобретающими врагов».

С окончанием холодной войны и биполярного миропорядка этот комплекс отнюдь не исчез и нс может исчезнуть. В частности, в несколько модифицированной форме возродилась концепция конфликта цивилизаций. В 1993 г. известный американский политолог С. Хантингтон выступил с нашумевшей работой «Столкновение цивилизаций», лейтмотивом которой был тезис о том, что, если XX столетие было веком столкновения идеологий, то XXI столетие станет веком столкновения цивилизаций или религий, поскольку противоречия, сложившиеся столетиями, «более фундаментальны, чем различия между политическими идеологиями и политическими режимами». Из этих рассуждений выводился сакраментальный вывод: «Следующая мировая война, если она разразится, будет войной между цивилизациями».

В настоящее время мы наблюдаем отнюдь не тенденцию к консолидации вокруг неких «цивилизаций» или «культурных кругов», а явления прямо противоположные. Имеет место двуединый процесс интернационализации, универсализации и глобализации, с одной стороны, и фрагментации, локализации, ренационализации, с другой. В процессе реализации первой тенденции и происходит размывание культурных и цивилизационных особенностей при одновременном формировании общих для большинства стран и народов экономических и политических институтов. Суть второй тенденции состоит в возрождении национальных, этнических, местнических настроений внутри стран, регионов, «цивилизаций».

К тому же нередко войны и конфликты оказывались наиболее опустошительными не столько на разломах цивилизаций или между различными цивилизациями, сколько в пределах одной цивилизации, одной страны, одного народа, между соседними, зачастую близкими по крови, культуре, языку народами. Справедливо отмечал Г. Зиммель: «На почве родственной общности возникает более сильный антагонизм, чем между чужими. Взаимная ненависть мельчайших соседних государств, у которых вся картина мира, локальные связи и интересы необходимым образом весьма сходны и нередко должны даже совпадать, часто намного более страстна и непримирима, чем между большими нациями, пространственно и по существу совершенно чужими друг другу».

Постоянные греко-персидские войны отнюдь не мешали столь частым внутригреческим войнам, одной из которых была Пелопонесская война, блестяще описанная Фукидидом. Как свидетельствуют источники, эти войны велись с не меньшим ожесточением и свирепостью, чем войны с персами. Так было и в последующие периоды.

Как показывает исторический опыт, особой ожесточенностью и жестокостью характеризуются гражданские войны. По некоторым данным, в ходе таллинского восстания в Китае, начавшегося в 1851 г. и продолжавшегося 13 лет, число погибших достигло 20 млн человек. В ходе гражданской войны в США погибло около 600 тыс. человек, а в Гражданской войне в нашей стране число погибших и умерших от голода, холода, болезней и других лишений составило несколько миллионов человек.

В своем исследовании войн К. Райт пришел к выводу, что из общего числа 278 войн, в период с 1480 по 1941 г., 78 (или 28%) - гражданские. А с 1800 до 1941 г. одна гражданская война приходилась на три межгосударственные. По данным германских исследователей, с 1945 по 1985 г. в мире произошло 160 вооруженных конфликтов, из которых 151 - в странах третьего мира, за этот период только 26 дней мир был свободен от какого-либо конфликта. Общее число погибших в этих конфликтах составило от
25 млн до 35 млн.

Естественно, что феномен врага и отражающее его понятие не может просто так исчезнуть, они принимают лишь новые формы. А война, как отмечал К Шмитт, есть крайняя реализация вражды, и она представляет собой реальную возможность, «покуда смысл имеет понятие врага».

Если в период глобального противостояния двух главных враждебных лагерей вопрос о взаимных врагах и друзьях считался само собой разумеющимся, то теперь каждому участнику мирового сообщества данный вопрос придется решать в каждом случае самостоятельно и конкретно и определять собственные клише и стереотипы врагов и друзей.

Это особенно верно, если учитывать, что характерное для современного мира возрастание, с одной стороны, закрытости, а, с другой - открытости ведет к дестабилизации, к фрагментации и неустойчивости, восхождению толп одиночек, новых пиратов, тоталитарных сект и банд террористов, мафии и разного рода джентльменов удачи.